Отсутствие преступности – это не отсутствие преступлений, а отсутствие желания преступить закон.
121
Пришел как-то к раввину человек и говорит:
- Ребе! Сейчас в обществе постоянно обсуждается вопрос о смертной казни и вообще об уголовном преследовании. Одни говорят, что мы европейцы и должны следовать европейским ценностям, а значит отменить смертную казнь. С другой стороны, люди устали от разгула преступности. Одни говорят, что наказания должны ужесточаться. Другие, что общество не должно мстить. Приговоры суда, вердикты присяжных удивляют несоответствием представлению людей о справедливости. Что вы думаете по этому поводу?
- Давай начнем с европейских ценностей. Я уже говорил, что более тысячи лет европейские ценности подразумевали уничтожение не только виновных в преступлениях, но и сотен, тысяч невинных по всему миру. И вдруг Европа после Второй мировой войны решает раскаяться, отменив смертную казнь даже для серийных убийц. Такого ли раскаянья ждал от Европы Г-сподь?
Теперь о мести. Общество не может мстить самому себе. Не любить, даже ненавидеть – да. Но мстить?
- Я не понял, почему себе?
- Разве само общество не несет ответственности за падение нравственности, искажение морали, в конце концов, за порождение преступности? С другой стороны, преступник – тоже часть общества. Но, позволяя себе грабить, убивать, унижать, заявляет о своем нежелании жить по законам этого общества. А значит, ставит себя вне общества. Лишая такого человека свободы или даже жизни, общество лишь ограждает себя от порока, а не мстит.
В Торе описывается болезнь – цараат, напоминающая язву проказы. Цараат – это наказание за использование дара речи во вред ближним. Пораженный – мецора, от «моци шем ра» – «порочащий имя» ближнего, должен был покинуть стан, чтобы осознать свое преступление и раскаяться. «…ОТДЕЛЬНО ДОЛЖЕН ОН ЖИТЬ, МЕСТО ЕМУ ВНЕ СТАНА».[1] И лишь искреннее раскаяние гарантировало выздоровление и возвращение к людям. Разве это месть? Это лечение. И «лечить» надо каждого, кто преступил закон.
Вообще, соотношению преступления и наказания в Торе отведено значительное место. И это не случайно. Неотвратимость наказания и его адекватность – принцип «мера за меру», ассоциируется со справедливостью, принесенной в мир самим Творцом. И если «…УБИВШИЙ ЧЕЛОВЕКА СМЕРТИ БУДЕТ ПРЕДАН»[2] – записано в Торе, то это заповедь, и не нам «накладывать» на нее мораторий. А тем, кто сомневается в праве государства на применение смертной казни, я ответил бы так – государство, позволяющее убивать мирных граждан, не имеет права прощать убийц.
- А вдруг суд ошибся, и казнят невиновного?
- Согласен. Но исполнение наказания можно отсрочить на три, пять, даже десять лет, и продолжать поиск возможной истины.
Сложнее кажется вопрос о нераскрытых преступлениях. Но только кажется. Даже в случае совершения преступления, когда виновный не привлекается к суду, его настигает кара Небес. А это значит, что и наказание, и тем более прощение – это промысел Божий, а не суда, прокурора или присяжных. Раби Акива говорит: «Счастлив Израиль! Пред Кем вы очищаете себя и Кто очищает вас? Ваш Отец, Который на Небесах. Как и сказано у пророка Йехезкеля: «Я окроплю вас водами очищающими, и вы будете чистыми».
- Тогда зачем вообще нужен суд?
- «СУД - В РУКАХ ВСЕСИЛЬНОГО».[3] Это тоже из Торы. А значит, наказание определяет Б-г, а суд – лишь инструмент, определяющий меру вины. Но когда суд, принимая во внимание раскаяние преступника, смягчает приговор, я удивляюсь. Общество, имеющее стремление к ограничению наказания, обречено, так как исправление, то есть раскаяние преступника, оценить объективно невозможно. Пусть оценивает Г-сподь. И пусть прощает Г-сподь. У общества такого права нет. Но есть одна важная обязанность. Гарантировать справедливость суда.
- В каком смысле?
- Приговором всегда кто-то недоволен. Для одних слишком мягкий. Для других слишком строгий. Но когда суд основан на ложном свидетельстве, когда аргументом становится сила или слабость, когда власть и деньги сильнее закона, суд покушается на веру людей в справедливость. А значит и на веру в Творца. Вот поэтому я и говорю, что решение суда всегда несправедливо. Но страшно, когда несправедлив суд.
- Скажите, а почему правозащитники уделяют так много внимания соблюдению прав заключенных?
- Возможно, это и правильно. Но меня больше интересует, почему никто не занимается правами жертв. Почему кто-то считает, что в большем милосердии нуждаются не те, кто пострадал, а те, кто нанес эти страдания. Я не нахожу другого объяснения, кроме того, что поскольку у жертв есть права: быть ограбленными, избитыми, изнасилованными, убитыми, и эти права никто не нарушал, то нечего ими и заниматься. Это, конечно, шутка, но… это еще один огромный пробел государства. Я имею ввиду не только адекватные материальные компенсации, но и комплекс реабилитационных мер.
А по поводу прав заключенных, я как-то спросил одну правозащитницу, мать троих девочек, хотела бы она, чтобы с ней на одной лестничной клетке жил - после освобождения, конечно - убийца или насильник. Она, не колеблясь, сказала: нет. Но на вопрос – рядом с кем тогда им жить? – она не ответила.
- Кажется, я понял. А можно еще один вопрос? Последний. Почему ужесточение наказания не приводит к уменьшению преступлений? Во всяком случае, так утверждает статистика.
- Скажи, а смягчение наказаний приводит к уменьшению преступности?
- Думаю, что нет.
- Вот именно. Есть борьба с преступностью, а есть борьба с преступниками. Наказание – это борьба с преступниками, а не преступностью как таковой. Жесткость, а точнее справедливость наказания, относится к совершившему преступление и более никаких целей не преследует. Понимаешь, наказать преступника не в укор кому-то, а просто наказать преступника. Казнить серийного убийцу не для того, чтобы других не стало, а потому, что он серийный убийца.
И вообще, если не путать борьбу с преступностью и борьбу с преступниками, то понимаешь, что отсутствие преступлений и отсутствие преступников – разные понятия.
Если преступник не имеет возможности совершить преступление – это успех. Но это всего лишь отсутствие преступлений. И как только ограничивающие меры ослабевают, общество обнаруживает, что преступники никуда не делись. А количество преступлений вернулось к прежнему уровню. Это значит, что с преступлениями борются правоохранительные органы, а с преступниками – общество.
- А что может общество?
- Общество может выбрать тот уровень морали, нравственности, культуры, который обеспечит отсутствие любого криминального желания. Общество может и должно понять, что отсутствие преступности – это не отсутствие преступлений, а отсутствие желания преступить закон.